Путешествие за единственным «Прощай». Основано на реальных событиях - Георгий Маслиёв

– Как скажешь, тёмный, – усмехнулся весёлый бармен. Судя по всему, он имел в виду внешний вид, сказав «тёмный».

– Кто играет сегодня?

– «Зондеры».

– Мм, звучит внушительно, – чуть наигранно произнёс Кларкс, отпивая из кружки. – А как они в деле?

Бармен наклонился, от него пахло сигаретами, и шёпотом ругнулся:

– Они чертовски хороши, скажу по секрету: вокалист – мой старший сынок, – толстяк снова вернулся к своим обязанностям и продолжил. – Когда ему стукнуло двадцать, его младший брат уже учился в колледже. А Сэмми – это старший, ни о чём не думал кроме музыки. В башке одни ноты, тексты и мечты. Я ему постоянно твердил: «устройся на работу!», «посмотри на своего брата», «подумай о будущем»!

– А он либо посылал тебя, либо говорил, что соберёт группу, заработает много денег и будет тебе присылать открытки раз в год, – вставил свою реплику Кларкс на день благодарения.

– Ты прав, друг, практически так всё и было. Но только мой мальчик отличается от этих пустоголовых «позёров», которые думаю, что купили гитару и будут разевать рты под фонограмму, гребя деньги лопатой. Нет. Сэмми, правда, талантливый парень, я смотрю на него, слышу его песни и вижу, как всё это идёт у него изнутри, каждое слово, каждая нота, которую он поёт, идут от чистого юношеского сердца, от его души…

– Будто бы он и есть душа!

– Верно! Ты мне определённо нравишься, тёмный, – бармен весело подмигнул.

– Так и что было дальше, ваш с ним конфликт.

– Так вот, значит, пилил я его, пилил. Даже пару раз просил младшего поговорить с ним, но оба раза закончились дракой. И так продолжалось до тех пор, пока у меня и у Сэмми не сдали нервы. Я тогда завтракал перед работой. И вижу, как он спускается по лестнице с рюкзаком и гитарой. Он подошёл ко мне и просто молча уставился. Я тоже смотрел. Как мне тогда казалось, я видел в его глазах решительность и наглость, но сейчас я понимаю – это были глаза мальчика, который просто потерял веру в близких, – глаза бармена слегка заслезились, он шмыгнул носом и продолжил. – Я ничего не сказал, он тоже. Спустя минуту он просто вышел на улицу, и я знал, что больше он не вернётся. Я был так зол, но сейчас злюсь ещё сильнее от того, что не остановил своего мальчика.

– Пинту зелёного, – послышался рядом женский голос.

– Его не было три года. Мне страшно подумать, где он был, где ночевал, с кем, в каких условиях. Но однажды, я выходил с работы, тогда я ещё был автомехаником, на улице шёл дождь, уже стемнело, и тут я подхожу к своей машине и вижу сидящую рядом фигуру, а на земле лежит гитара, и об неё стучат капли дождя. Увидев меня, Сэмми сразу встал, он очень гордый, – Бармен улыбнулся.

– И ты, конечно, крепко обнял его? – женщина курила дамскую сигарету

– Нет.

– Ты ему врезал? – подхватил Кларкс.

– Да нет же! Мы просто оба молча сели в машину. Я не мог смотреть на мальца, поэтому даже не стал включать свет в салоне. Мы просто поехали домой. Всё это время мы молчали, сейчас я даже не понимаю, как я мог быть таким глупым мудаком, пропитанным злостью к своему собственному ребёнку. Сэмми отправился в ванную, а я поставил чайник, жена к тому времени меня бросила, а младший женился и уехал в Калифорнию. И вот я сижу на кухне, смотрю в пустоту и из-за угла робко, ну точно нашкодивший мальчишка выходит мой сын. У меня открылся рот, когда я его увидел. Он не был похож на себя прежнего. Под глазами синяки, щёки впали, у виска шрам, его руки были не толще ножки стула, а на пальцах левой руки, совсем не было кожи, только воспалённые окаменелые волдыри и мозоли.

Слушатели затаили дыхание.

– В этот вечер мы обменялись всего несколькими банальными фразами, поужинали, после чего Сэмми сказал, что очень устал и пошёл спать. В ту ночь, я не сомкнул глаз, я просто сидел и плакал, представляя, что пережил мой сын, и всё только из-за упрямства и непонимания друг друга, – бармен горько вздохнул и затем добавил. – Да что там непонимание, проще сказать, из-за меня.

Повисла тишина, лишь доносилась негромкая музыка из колонок.

– Но сейчас, по-видимому, всё хорошо?

– Утром мы сели завтракать. Сэмми сел напротив меня и сказал: «Прости меня пап, я был глупцом. Ты не мог бы одолжить мне один из старых костюмов? Я сегодня же пойду искать работу». Я посмотрел в его глаза. Они были серыми, выцветшими, совсем не такими как раньше. Словно у обездоленного, отработавшего сорок лет на заводе пенсионера. Затем мой взгляд переключился на валяющуюся в прихожей гитару. И здесь во мне вспыхнул огонь, который мог бы греть меня все эти годы. Я так резко встал из-за стола и кинулся к Сэмми, что он напугался. Я рывком поднял его со стула, и сказал «Не смей!». После чего обнял его, и мы оба заплакали. Это были слёзы детских сердец, брошенных жизнью и покинутых счастьем.

Девушка, сидевшая рядом, извинилась и, сорвавшись со своего кресла, убежала в туалет, кажется, она заплакала. Кларкс не отводя глаз, требовал продолжения.

– Ну а затем я пару недель думал, как же всё устроить. Я понимал, что для такого человека как Сэмми, жизнь рабочего или клерка – не жизнь. Он создан для того, чтобы давать надежду остальным своими песнями, своей музыкой. Так же как дал надежду мне. И вот, после одиннадцати дней поисков и одной минуты раздумий, я продаю дом, покупаю маленькую квартиру в пригороде для меня и сына, и беру в аренду это место. Деньги не большие, но на всё житие-бытие хватает. А большего и не надо, главное дать толчок Сэмми, чтобы он не торчал вечно в этом баре, а вышел когда-нибудь на большую сцену, хотя, мне кажется, он вполне доволен уже той сотне постоянных слушателей, которые приходят на его концерты. Он счастлив, и в его глазах снова светится огонёк, а мне большего и не надо.

Эта история тронула Кларкса настолько сильно, что казалось, он сам пережил её. Он отставил пиво чуть в сторону и протянул руку бармену. Тот, немного не ожидавший такой реакции, сделал ответный жест, предварительно протерев ладонь полотенцем.

– Как твоё имя?

– У меня простое, рабочее. Боб, – усмехнулся бармен.

– Боб, – голос Кларкса был ровным словно вода в штиль. – Спасибо тебе.

– За что это? Ты же заплатил за пиво.

– Ты хороший человек, Боб. И попадёшь в Рай, я в этом не сомневаюсь.

– Ой, да ладно, какой там, на мне грехов не сосчитать, – попытался пошутить, но «тёмный» чуть сильнее сжал его руку и снова утвердительно произнёс:

– Боб, ты хороший человек.

Бармен смутился:

– Ну ладно, ладно. Как скажешь, о, смотри! Скоро начнётся.

Помещение постепенно стали заполнять люди разных возрастов. Они также отличались внешне: работяги в клетчатых рубашках и дешёвых ботинках, парни, работающие в офисах, с распущенными галстуками и расстёгнутыми воротниками – это знаменовало конец их рабочего дня и то, как же их достала жизнь. Небольшая группа «старых» панков с ирокезами и кожаными куртками с шипами, не заказывая пива, сразу пошли к сцене, занимать лучшие места. К бармену подходили люди, делали заказы, со всеми он о чём-то успевал перекинуться незатейливыми фразами, шутил. Светлого человека сразу видно по его простоте и грустным глазам.

Так, решено. Кларкс был намерен получить удовольствие от концерта:

– Эй, Боб.

– Да, Тёмный, ещё пива?

– Не откажусь, а откуда здесь вид и звук получше?

– Сейчас организуем, Хейли, – бармен окликнул официантку, проносившую мимо пустой поднос. – Проводи этого красавчика в ложу.

Кларкс улыбнулся. Стройная темноволосая, короткостриженая официантка проводила его к диванчикам, поставленным в круг и отгороженных от других столиков невысокими гипсовыми стенками. И правда, отсюда открывался прекрасный вид на сцену. Не успел Кларкс расположиться, как откуда ни возьмись появилась молодая девушка и села прямо напротив него. Её глаза были густо подведены чёрным, чёрные волосы убраны назад, чёрная рубашка, цепочка в нагрудном кармане. Словом, выглядела она, в точности, как сидевший напротив Кларкс, который удивлённо пялился на девицу. Она явно это заметила и перешла в атаку:

– Так, давай сразу кое-что проясним, – её голос был похож на электродрель, как у подростка. – Во-первых. Клеиться я к тебе не собираюсь, в отличие от многих в этом зале. Во-вторых, то, что мы «одинаковые», я заметила только сейчас. В-третьих, я просто пришла получить удовольствие от концерта, поэтому, пожалуйста, не доставай меня глупой болтовнёй и всё такое, окей?

Кларкс вспомнил себя в юности и, широко улыбнувшись, продемонстрировал девушке жест «рот на замок». Максимализм – вот что движет человеком, пока он достаточно молод, чтобы совершать глупости, и достаточно глуп, чтобы говорить свои мысли в лицо кому угодно в самой грубой форме.

К столику между диванчиками подошла знакомая официантка и, поставив кружку пива, подмигнула Кларксу: «За счёт заведения». Затем немного нерешительно поинтересовалась, не желает ли чего-нибудь его подруга.